"Когда-нибудь у меня родится сын". Рассказ, который заставляет задуматься
“Когда у меня родится сын, я непременно сделаю все наоборот. Буду ему с трех лет твердить: “Милый! Ты не обязан становиться инженером. Ты не должен быть юристом. Не важно, кем ты станешь, когда вырастешь. Хочешь быть патологоанатомом? На здоровье. Футбольным комментатором? Пожалуйста. Клоуном в торговом центре? Будь!”
comuedu.ru
И в свое тридцатилетие он придет ко мне, этот потный, лысеющий клоун с подтеками грима на лице и скажет: “Мама! Мне тридцать лет! А я всего лишь паяц в торговом центре! Вот какое существование ты мне готовила? Чем ты думала, мама, когда говорила, что высшее образование не обязательно? Зачем разрешала мне вместо математики играть с пацанами?”
А я скажу: “Сынок, я следовала за тобой во всем, я была самой лучше мамой! Ты не любил математику, ты любил играть с младшими ребятами”. А он скажет: “Я не знал, к чему это приведет, я был ребенком. Я же не мог сам все понять и решить. Ты, ты, ты сломала мне жизнь!” — и разотрет грязным рукавом по лицу краску. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: “Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые ищут виноватых. И если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот”.
Он скажет “ах” и упадет в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет.
Или не так. Когда у меня родится сын, я сделаю все наоборот. Буду ему с трех лет твердить: “Не будь идиотом, Артем, думай о будущем. Учи математику, Темочка, если не хочешь всю жизнь быть оператором колл-центра. Ты гуманитарий? Да наше время таких дурачками называли”.
И в свое тридцатилетие он придет ко мне, этот потный, лысеющий программист с морщинами на лице и скажет: “Мама! Мне тридцать. Я работаю в Гугл. Я впахиваю целые сутки, мама. У меня нет семьи. Чем ты думала, когда говорила, что хорошая работа сделает меня счастливым? Чего ты добивалась, мама, когда заставляла меня учить математику?”
А я скажу: “Сынок, я хотела, чтобы ты получил хорошее образование! Я хотела, чтобы у тебя были все возможности, дорогой”. А он скажет: “И на кой мне сдались эти возможности, если я несчастен, мама? Я иду мимо клоунов в торговом центре и завидую им. Они счастливы. Я мог бы быть на их месте. Ты, ты, ты сломала мне жизнь!” — и потрет пальцами переносицу под очками, скрывая слезы. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: “Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые все время жалуются. И если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот”.
Он скажет “ох” и упадет в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет.
А можно и так. Когда-нибудь у меня родится сын, и я сделаю все наоборот.Буду ему с трех лет твердить: “Я тут не для того, чтобы что-то твердить. Я тут для того, чтобы тебя любить. Иди к папе, дорогой, спроси у него, я не хочу быть снова крайней”.
И в свое тридцатилетие он придет ко мне, этот потный, лысеющий режиссер со среднерусской тоской в глазах и скажет: “Мама! Мне тридцать лет. Я уже тридцать лет пытаюсь добиться твоего внимания, мама. Я посвятил тебе десять фильмов и пять спектаклей. Я написал о тебе книгу, мама. Ты что, не любишь своего сына? Почему ты никогда не говорила все, что думаешь о моих работах? Зачем ты вечно отсылала меня к папе?”
А я скажу: “Сынок, я не хотела ничего решать за тебя! Я просто любила тебя, а для советов у нас есть папа”. А он скажет: “А на кой мне сдались папины советы, если я спрашивал тебя, мама? Я всю жизнь добиваюсь твоего внимания, мама. Я готов отдать все, лишь бы хоть раз, хоть раз, понять, что ты думаешь обо мне. Ты, ты, ты сломала мне жизнь!” — и театрально закинет руку ко лбу. И тогда я встану, посмотрю на него внимательно и скажу: “Значит так. В мире есть два типа людей: одни живут, а вторые все время чего-то ждут. И если ты этого не понимаешь, значит, ты идиот”.
Он скажет “ах” и упадет в обморок. На психотерапию потребуется примерно пять лет.”
