Джек Николсон — не просто громкое имя, а целая эпоха в аме­риканском кино.

Джек Николсон — не просто громкое имя, а целая эпоха в аме­риканском кино.

Я всегда ношу солнцезащитные очки, потому что мне их прописали. Когда-то давно средний американец во мне считал, что в этом есть некоторая доля жеманства. Но в южной Калифорнии очень яркое солнце. Кроме того, если тебе известны минусы жизни на публике, ты начинаешь признавать необходимость защиты. Я приучен смотреть людям в глаза, но я не могу смотреть в глаза всем, кто хочет смотреть в мои: у меня просто не хватит на это душевных сил.

Ненавижу советы — все, кроме своих.

Ненавижу давать советы, потому что люди все равно их не слушают.

Обожаю разговоры. Я всегда готов изменить свое мнение, пусть только меня переубедят. Наверно, я единственный либерал, прочитавший «Предательство» Энн Коултер (бестселлер журналистки-консерватора, ярой противницы демократов). Я хочу знать, понимаете? Мне нравится слушать других. Это для меня подлинный эликсир жизни.

Мне кажется, мало кто по-настоящему понимает, что такое отдых и как важно отдыхать правильно. Сейчас люди соревнуются друг с другом по части отдыха, словно для того чтобы вписаться в наше пуританское представление о мире, ему нужно обладать какой-то дополнительной ценностью. Но если вы играете в гольф, чтобы договориться о кредите, это уже не гольф, верно?

Я был очень доволен своим Джокером (роль в фильме «Бэтмен»). Я смотрю на это как на произведение в стиле поп-арта.

Камера снимает то, что перед ней находится.

После 11 сентября я помалкивал. Все возможные позиции были озвучены: за, против, добро, зло... Мне нечего было добавить. И я подумал: сейчас самое время вмешаться клоунам. Понимаете, что я имею в виду? Вот почему я посвятил несколько лет комедиям.

Стыдно признаться, но я читаю только спортивные страницы.

Лучшим видом спорта я всегда считал баскетбол, хотя сам не очень к нему приспособлен.

По-моему, тем, кто родился после войны, чужда идея личной ответственности. Это кажется мне крохотной, но важной разницей в поколениях, которая многое объясняет. Люди разочарованы. Они не хотят брать на себя ответственность за собственные неудачи, предпочитая говорить: «Я такой, и в этом причина» или «Со мной случилось то-то, и в этом причина». Каждый норовит свалить все на кого-нибудь или на что-нибудь.

Я многому в жизни научился еще мальчишкой, играя на пляже в азартные игры.

В последнее время я придаю все меньше значения тому, что у актеров обычно называется «созданием образа». Все эти прихрамывания и шепелявости, манера говорить... мне неохота с ними возиться. Это должно идти изнутри. Главное — то, кто ты есть. Вот над чем нужно работать. К любой роли я подхожу автобиографически.

Сегодня я говорил по телефону с Шоном Пенном. Мне показалось любопытным, что меня нет среди актеров — сторонников метода Станиславского, список которых недавно опубликовали в одной статье, и я сказал ему об этом. И добавил: «Мне до сих пор удается их дурачить!» Я считаю это достижением. Потому что, по-моему, в актерском мире нет почти никого, кто лучше понимал бы метод Станиславского и больше руководствовался им в работе, чем я. Странно, что никто этого не замечает. Наверное, это потому, что реальность и представления о ней часто расходятся.

Почему бы не взять все достижения современного разума и не применить их к уличному движению?

Хотите верьте, хотите нет, но в деле о праве президента на конфиденциальность (в 1974 году Верховный суд США отказал президенту Никсону в праве на конфиденциальность бесед с сотрудниками аппарата, имевшими прямое отношение к Уотергейтскому скандалу) я был на стороне Ричарда Никсона. Представьте себя на месте президента — разве вы захотите предавать огласке каждое свое слово и каждый поступок? По-моему, это просто глупо. Ни у кого нельзя отнимать право на личную жизнь. Сделайте это — и одно будет цепляться за другое, а в итоге мы получим Билла с Моникой. На жизнь надо смотреть трезво. Люди есть люди, и не стоит требовать от них чересчур многого.

Мой девиз: живи с удовольствием.

Конечно, я не так крут, как обо мне думают. Не боец, ну и так далее. Если что, я лучше пойду домой.

Дети придают вашей жизни наполненность, которая без них невозможна.

Действительно, до тридцати семи лет я не знал, что моя сестра — на самом деле моя мать. Но я давно понял, что на свете уйма вещей, о которых я не знаю. Если я буду придавать слишком большое значение тому, чего не знаю, ничего путного из этого не выйдет. Делайте акцент на положительном — вот мое мнение. Это уловка, но полезная.

Еще одно старое актерское правило: опуститься легко, так что всегда тянись вверх.

Мужчины доминируют благодаря своей физической силе, и потому они способны на сострадание там, где женщина его не проявит.

Для женщины — если кончено, так уж кончено. Их приговор обжалованию не подлежит.

Сейчас у нас в стране действует молчаливое соглашение, что белый мужчина — единственная законная мишень для любой критики. И мы с этим в основном миримся.

Очень многие люди среднего возраста втайне мечтают о том, чтобы в их жизни было больше романтики.

Не знаю, верна ли эта статистика, но я где-то слышал, что одиноких женщин старше сорока сейчас втрое больше, чем одиноких мужчин. Вот к чему привело женское движение. Курицы разбрелись по своим курятникам.

Я очень трепетно отношусь к правилам хорошего тона. Как передать тарелку. Не кричать из одной комнаты в другую. Не распахивать закрытую дверь без стука. Пропускать вперед даму. Цель всех этих бесчисленных простых правил — сделать жизнь лучше. Мы не можем жить в состоянии хронической войны с родителями — это глупо. Я тщательно слежу за своими манерами. Это не какая-нибудь абстракция. Это всем понятный язык взаимного уважения.

Я вырос из того возраста, когда с апломбом рассуждают о том, чего не знают.

Если я возьмусь перечислять основные вехи своей жизни за последние десять лет или больше, в этот перечень попадет довольно много событий, связанных с детьми. Знаете, как это бывает: они пишут этюд или стихотворение, и у тебя комок подкатывает к горлу. Они дарят такую ошеломительную любовь. Лорен победила в футбольном турнире. Рэй становится крупным парнем. У Дженнифер свой бутик — он называется «Жемчужина». Еще она дизайнер одежды. Должен признаться, что на показе ее мод я не жалел улыбок и рукопожатий — когда представляю собственные картины, я так не стараюсь. На что только не пойдешь ради своих детей!

Болельщика хлебом не корми — дай придумать свою теорию.

Мне кажется, греки изобрели спорт в противовес философии. В спорте существуют абсолютные правила. В нем нет места сомнениям: либо мяч в поле, либо в ауте. Либо десять ярдов пройдены, либо нет. Либо ты попал в корзину, либо промахнулся. Там все ясно!

В общем-то, я либеральный демократ, но Буш не вызывает у меня такой ненависти, как у остальных демократов. Я помню Вторую мировую. Мы выключали в доме свет, как будто с пляжа на нас могли напасть. А как еще нам было себя вести в тогдашней атмосфере? У нас не было выбора. И сейчас его тоже нет. Не знаю, что еще мог бы сделать Буш. Мы просто плывем по течению.

Моей дочери тринадцать. Последнее время я только и думаю: «А не могла бы ты завести себе такие штаны, чтобы не ходить по улицам с голым пупком?»

Чем я хорош как отец? Я все время рядом. Моя любовь ничего не требует. И я знаю, как помочь детям в их самовыражении. Мне есть что посоветовать — если они готовы рассказать мне, в чем их трудности, — потому что у меня самого было в жизни много трудностей. Я стараюсь показать им мир без прикрас. Хочу привить им глубокое внутреннее убеждение в том, что быть счастливым — это нормально, что тебе вовсе не надо постоянно создавать себе проблемы, которых у тебя на самом деле нет.

Я сопротивляюсь всем общепринятым убеждениям. Моя религия сводится к тому, чтобы быть непосредственным, жить в настоящем. Это старое клише, я знаю, но оно мое.

Верующим я завидую. Сам я не способен поверить ни во что сверхъестественное. Во всяком случае, пока. Не то чтобы я этого не хотел. То есть я хочу верить. Даже молюсь. Молюсь чему-то... высшему. У меня есть чувство бога. По-моему, в нем больше суеверия, чем религиозности. Мне кажется, это свойство человеческой натуры.

Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой: если подумать, чего еще нам надо от религии?

У меня никогда не повернется язык ругать тех, кто считает аборт убийством. Я сам незаконнорожденный. Сейчас меня могло бы не быть.

На свете много большой лжи,но ее никто не хочет обсуждать.

Вопрос, который часто задает себе актер: куда бы ты направился, если бы не был ограничен рамками этого эпизода?

Долгое время я боялся оставаться один. Мне пришлось привыкать к одиночеству. Я и до сих пор иногда думаю: ой-ой-ой, мне нужно с кем-нибудь поговорить, а то я свихнусь! Но теперь мне нравится быть одному. Честно. Одиночество — это большая роскошь.

На мое отношение к гольфу повлияла одна табличка в Японии, на стене буддистского храма в Киото. Она посвящена соревнованиям по стрельбе из лука, которые там проводились. Представьте: длинная такая колоннада. В конце — квадратик четыре на четыре дюйма. Участники садились на пол, скрестив ноги, и должны были посылать стрелы так, чтобы они не коснулись стен. Мировой рекорд был что-то около 180 прямых выстрелов подряд. Я отношусь к спорту, как к поэзии, и это произвело на меня большое впечатление. С тех пор я стал думать о гольфе, как о буддистском соревновании по стрельбе.

Я играю в гольф не ради соперничества. Я всем говорю, что жульничаю, чтобы со мной не играли на деньги. Вот что мешает смотреть футбол. Все делают ставки. Люди не хотят следить за игрой: они следят за прогнозами букмекеров.

Я становлюсь брюзгой, это правда. Никто не орет и не визжит больше меня. Но самые тяжелые дни бывают, когда я прихожу домой и вдруг понимаю: «Черт возьми! Они были правы! Ну и кретин же я»! И это случается по крайней мере раз или два на каждую картину, когда ты... ты до того в себе уверен, ты же такая важная птица, понимаете, о чем я? А потом приходишь домой и обнаруживаешь, что ты кретин.

Профессиональная актерская игра — очень сложное дело. Ты приходишь в монтажную студию, смотришь на результаты своих усилий и понимаешь: как бы тебя ни хвалили, добрая половина того, что ты делаешь, — откровенное дерьмо.

Я люблю работать с женщинами-режиссерами. Им не жалко сделать тебя обаятельным.

Я очень везучий в том смысле, что, помимо всяких сожительств и тому подобного, я всегда отлично ладил с женщинами.

Я часто задаю себе теоретический вопрос: если бы я начинал сегодня, стал бы я в конце концов снимать порнофильмы, чтобы прожить?

Чем меньше люди про меня знают, тем легче мне работать.

Старайся избегать банальных высказываний о проблемах общественной жизни, когда говоришь с репортером.

Старайся избегать репортеров.
 

Похожие публикации

20 редких фотографий Мэрилин Монро, которых вы возможно еще не видели
20 редких фотографий Мэрилин Монро, которых вы возможно еще не видели

На протяжении 10 лет с несравненной Мэрилин Морно работала фотограф Eve Arnold, которая успела узнать самые лучшие ее стороны — это изящество, хрупкость, сочетающаяся с небывалой силой духа, и невероятная доброта...

Подпищитесь и
остовайтесь в курсе

Подпишитесь на нашу рассылку, чтобы каждый день получать новые публикации и поддерживать хорошое настроение!. Вы всегда можете отписаться.

Oratio petinax cu vix